И не знал я, где нахожусь…
Осмотревшись по сторонам, я, как и в Ильинском скиту, почувствовал себя дома, среди среднерусского храмового зодчества. Наши русские святые вглядывались в меня, букашку, из мрака. И, может быть, не видя, а угадывая их строгие лики, я приготовился давать отчет в своем уповании, докладывать им, что я, негодный иерей, здесь делаю. Как бы в нерешительности, медленно, вслух произнося молитвы, я потянул четки. Круг, еще круг, и еще… и вдруг это теребление шерстяных узелков прервалось. Я видел лики и знал: святые Божие угодники меня слышали. И случилось то, что было почти забыто - потекла молитва: о прихожанах, о близких людях, о далеких и чужих, об обидчиках и обидимых. Я молился осознанно и горячо. И не знал, где нахожусь, на небе или на земле. Что это, моя душа выкарабкивается из затяжной духовной болезни, или это новый недуг, именуемый «прелесть»? Последнеее я допускаю в силу своей греховности, но тогда я не сомневался, что это была самая настоящая молитва.
Прошел монах, ответственный за нарушение сна (это тот, который будит уснувших на службе). Он посмотрел на меня, я на него, и больше мы до отпуста 1-го часа не виделись. Зато кое с кем за время бдения я повстречался еще разочек...
Помянув всех, чьи имена и лица привел мне на память Господь, я опять потянул четочки с Иисусовой молитвой. Ночь была по-прежнему глубока и благодатна. И вдруг слева от меня, сзади, послышались шаги потерянной души. Это не была ритмичная поступь уверенного в себе человека, говоря музыкальным языком, это были сплошные синкопы (смещение ритмической основы, другими словами, удар не в такт). Кого-то носило по храму. Из темноты проявилась прозрачная тень человека. Вот эта тень остановилась у колонны, на которой висела икона Девы Марии, вот она потекла по проходу и уткнулась в одну из стасидий, но через минуту тень двигалась дальше. Наконец, этот фантом подошел вплотную ко мне, заглянул в лицо, развернулся и поплыл прочь, в обратном направлении. Некоторое время за спиной слышались вздохи и шорохи, затем все стихло. Блуждающая душа упокоилась. Это был наш Валера, благодаря особому освещению и необычной обстановке, ставший похожим на бесплотную сущность, которая и металась некоторое время по церкви. Валера пережил, как оказалось, на службе свое искушение, но об этом он говорил неохотно.
Каждение во время Утрени на Афоне – это тоже особая статья. Издалека, а затем все ближе и ближе скачет ритмичными рывками тройка удалых лошадей. Так может показаться вначале. Вдруг из-за колонны выходит иеродьякон с ручной кадильницей, похожей не то на дракона, не то на сказочную птицу Феникс. Кадильница усыпана бубенцами. Иеродьякон держит её за ручку снизу, резко и ритмично покачивает в стороны, и создается впечатление, что на его руке сидит птица, беспокойная, стремящаяся сорваться и улететь. А может, служащий монах безуспешно пытается стряхнуть с руки это сказочное существо? Уже было навалившаяся усталость, исчезла, как и не бывало. Меня это каждение взбодрило, а фимиам разогнал демонов уныния, подстерегающих богомольцев на длительных богослужениях.
Следующий раздел